Интересные цитаты:
http://www.booksite.ru/fulltext/mak/arov/1.htm раскопки на Рус Севере
Красноречивые археологические свидетельства "хождений" новгородцев к югре дали недавние раскопки ленинград-ского археолога Л.П. Хлобыстина на острове Вайгач. Хлобыстин обследовал несколько языческих капищ, где вплоть до нашего времени совершали жертвоприношения ненцы. Выяснилось, что до появления ненцев к западу от Ураль-ских гор святилища принадлежали югре, о чьем присутствии в тех же районах напоминают местные географические названия: Югорский полуостров, пролив Югорский Шар и т.п.
Деревянные идолы, стоявшие на главном святилище острова — мысу Болванский Нос, были сожжены в 1827 году православными миссионерами, но земля прежнего святилища тоже оказалась насыщенной всевозможными приноше-ниями. Из сотен находок (цветные металлы и железо) немалую долю составляют вещи древнерусского производства. Как и на саамских святилищах Северной Швеции, на Вайгаче найдены многочисленные предметы христианского культа: подвески-кресты, металлическая оправа от небольшой нагрудной иконки, литые изображения ангелов. Тут же браслеты, перстни, подвески в форме животных и птиц, амулеты-топорики. Все это попало к югорцам в XI—XIII ве-ках от русских данщиков и купцов16.
Самые эффектные находки с Вайгача — плоские литые фигурки бородатого мужчины. Подобные фигурки — редкий тип языческого амулета, во всей Восточной Европе их найдено четыре (в Вятском крае, Перми, Чердыни и Новгоро-де), а на Вайгаче — шесть. Некоторые археологи считают эти амулеты изображениями верховного языческого боже-ства Перуна. У амулета из Новгорода твердая археологическая дата: он принадлежит культурному слою середины XII века17.
Симптоматично, что новгородский амулет отыскали на Троицком раскопе, рядом с церковью Троицы, которая, судя по летописи, была построена "югорцами" — купцами, совершавшими торговые поездки в Югру, или постоянными участниками даннических походов из Новгорода. Вероятно, дворы "югорцев" находились близ церкви Троицы и нов-городский амулет имеет прямое отношение к их экспедициям; не исключено, что подобные амулеты изготовлялись специально для торговли с Югрой.
....................
Остается признать, что на маленьком Белозерском селище вместе с весью жили пришельцы-скандинавы, пользовав-шиеся финно-угорской лепной посудой, но сохранявшие верования своей родины. Очевидно, скандинавы достигли низовьев Кемы так же, как и первые переселенцы-славяне, — по Свири, Онежскому озеру, Вытегре и Ковже.
Мы видим, что присутствие варягов во внутренних районах Севера ограничивалось в основном Белозерской округой, а пик их активности приходится на вторую половину X — рубеж X—XI веков. В пользу того, что скандинавы попада-ли на Белое озеро по Свири, Онежскому озеру, Вытегре и Ковже, свидетельствуют находки из низовьев Кемы, куда выходил Вытегорско-Ковжский путь. Исходной точкой этого маршрута могла быть Ладога в которой варяги постоян-но проживали в IX—X веках наряду со славянами и финно-уграми и которая в первой половине XI века управлялась норвежскими ярлами, родственниками Ингигерд, жены Ярослава Мудрого. Впрочем, нельзя исключить и возможно-сти их продвижения вверх по Шексне из Поволжья, тем более, что Великий Волжский путь был хорошо знаком скан-динавам. В Белозерской округе их было не много, и присутствие их ощущается гораздо слабее, чем в Приладожье или Ярославском Поволжье. Челмужский погост и Волок Славенский — наиболее удаленные от Балтийского региона Точки восточноевропейского Севера, где найдены вещи скандинавского происхождения.
.........................
..................
Сначала несколько слов о Заволочье. Этим словом наши предки - ильменские словене, вятичи и кривичи - около ты-сячи лет тому назад называли обширный край, раскинувшийся к востоку от Онежского озера. Называли так, потому что лежал он за междуречьями - перевалами, через которые приходилось перетаскивать (переволакивать) им свои лод-ки, когда они пробирались в эти места. Первоначально, в VII-VIII веках н.э., Заволочьем называлось лишь ближнее Заонежье до озер Белого, Кубенского, Лаче. По мере освоения Севера славянами границы Заволочья постепенно расширялись, и оно дотянулось до Мезени на востоке. Южной его границей служила река Сухона, на севере оно упиралось в студеное Белое море. О расширении границ Заволочья свидетельствуют, в частности, два завещания русских царей. Великий князь и первый государь всея Руси Иван III в духовной грамоте, составленной им около 1504 года, писал - да сыну же моему Василью даю Заволотцкую землю всю: Онего и Каргополе, и все Поонежье, и Двину, и Вагу, и Кокшеньгу, и Вельской погост, и Колмогоры -. Внук его, Иван IV, из слова в слово повторив эту фразу в своем завещании, написанном семьдесят лет спустя, уточнял: да в Заволотской земле Ростовщину, Пенегу, Кегролу пермские и Мезень, Немьюгу, Пильи Горы, Пенешку, Выю, Тойму, Высокая гора на Ваге со всем и Онтонова Перевара, и Корбольской остров, и Шогогора, и Кергела, Сура Поганая, Лавела с иными месты, что к тем местам потягло...
...........................
Судя по сохранившимся историческим документам, одним из первых новгородцев, пришедших на Вагу не с мечом, а с рублем, был своеземец Василий Матвеев. Он владел землями на реке Ловать, в Ясеничах и на Цне (Сне). В Новгороде, в Славян-ском конце, на Нутной улице, имел собственный двор и вел бойкую торговлю в Хопылском ряду. В 1315 году Василий Матвеев купил на Ваге огромную территорию, прилегавшую к Шенкурскому погосту. В «мировой грамоте», подписанной четырьмя чудскими старостами* - Азикой, Харагинцем, Ровдой и Игнатцем.
........................
Н.А.Заболоцкий:
"Наши предки происходят из крестьян деревни Красная Гора, Уржумского уезда, Вятской губернии. Деревня расположена на высоком берегу реки Вятки, рядом с городищем, где, по преданию, было укрепление ушкуйников, пришедших в старые времена из Новгорода или Пскова".
................
Рассказ о Золотой бабе приобрел большую известность в западно-европейской литературе XVI и 1-й половины XVII в.; редкий писатель, говоря о Московии, не упоминает о ней. В русской лите-ратуре впервые, кажется, она упоминается в Софийской первой летописи под 1398 г. по поводу кончины Стефана Пермского, где сказано, что он «живяше посреде неверных человек, ни бога знающих, ни закона водящих, моляшеся идолом, огню и воде, и камню, и Золотой бабе, и вълхвом, и древъю» (Полн. собр. рус. летописей. — СПб., 1851. — Т. 5. — С. 250).
Далее, в послании митрополита Симона «Пермскому князю Матвею Михайловичу и всем перми-чам большим людем и меньшим» (1510 г.) говорится о поклонении пермичей Золотой бабе и бол-вану Войпелю; «однако, в чем заключается это поклонение, из послания не видно, но, вероятно, до митрополита доходили очень скудные сведения об этой религии» (Трапезников В. Чудские идолы и пермские боги // Атеист. — 1930. — № 52. — С. 69 и след.). Между тем около того же времени сведения о Золотой бабе появились уже и в европейской литературе.
Первым иностранцем, давшим ее описание, был М. Меховский; впрочем, весьма вероятно, что первый глухой намек на этого идола сделал уже Ю.П. Лэт. Меховский ок. 1517 г. получил извес-тие от пленных москвитян, находившихся в Кракове: «За землею, называемою Вяткою, при про-никновении в Скифию, — пишет он, — находится большой идол Zlotababa, что в переводе значит золотая женщина или старуха; окрестные народы чтут ее и поклоняются ей; никто, проходящий поблизости, чтобы гонять зверей или преследовать их на охоте, не минует ее с пустыми руками и без приношений; даже если у него нет ценного дара, то он бросает в жертву идолу хотя бы шкурку или вырванную из одежды шерстину и, благоговейно склонившись, проходит мимо».
Следующим иностранцем, подробно описавшим идол, был Герберштейн (неточный перевод этого известия дан у И. Толстого и Н. Кондакова: Русские древности. — СПб., 1889. — Т. 3. — С. 32—33). См. также статью Саларева: О золотой бабе, северной богине // Вести. Европы. — 1815; копия ее — в бумагах Евгения Болховитинова (Петров Н.И. Описание рукописных собраний, находя-щихся в г. Киеве. — М., 1904. — Вып. 3. — С. 291).
«Золотая Баба (Slata baba), т. е. Золотая Старуха (НГ или праматерь (Anfrau)), — это идол, стоя-щий при устье Оби в области Обдора (Obdora), на том (ulterior, jenig) берегу. По берегам Оби и по соседним рекам расположено повсюду много крепостей, правители (domini) которых, как говорят, все подчинены государю московскому. Рассказывают, а выражаясь вернее, баснословят, будто идол Золотой Старухи — это статуя в виде старухи, держащей на коленях (in gremio) сына, и там уже снова виден еще ребенок, про которого говорят, что это ее внук. Более того, будто бы она по-ставила там некие инструменты, издающие постоянный звук вроде труб… Все, что я сообщил до-селе, дословно переведено мной из доставленного мне русского дорожника».
Рассказ Герберштейна с некоторыми вариациями повторен у Климента Адамса (1556) в его отчете королеве Марии о первом плавании англичан в Белое море («Anglorum Navigation, напечатан сна-чала в сборнике Гэклюйта, а затем вошел в компиляцию «Respublica Moscovlae et urbes» (Lugduni Batavorum, 1630); no мнению Х. Лопарева «описание идола у Кл. Адамса напоминает скорее ша-манов»); из Герберштейна же, вероятно, взял этот рассказ Гваньини, прибавивший указание, что идол был «высечен из камня»: (?) — de lapidum excisum (рассказ Гваньини воспроизведен у нас ниже). Наконец к Герберштейну, вероятно, восходит также рассказ Тевэ (см. у нас ниже).
Изображение Золотой бабы появилось также на ряде иностранных карт: у Антония Вида (1542), Ант. Дженкиисона (1562); изображена она также на обеих картах Герберштейна, причем любо-пытно, что рисунок мало в чем напоминает его собственный рассказ. На основании всех перечис-ленных известий по вопросу о Золотой бабе высказан был ряд догадок о ее происхождении, значе-нии и т.д. Н. Костомаров (Славянская мифология.— Киев, 1847. — С. 30), комментируя рассказ Гваньини, обращал внимание на то, что этот идол, бывший в почете у финских народов, носил русское имя Златой бабы, что и дало ему повод заключить отсюда, что божество заимствовано от славян; делаемые им сближения Золотой бабы со славянской богиней Сива, или Жива, на основа-нии показания Длугоша о горе, называемой Бабою («Baba, mons altissimus supra fluvium Sota»...), с находящимся на ней городе «Живце», конечно, совершенно произвольны и неправдоподобны. А.С, Уваров, исходя из указанного выше места Софийской летописи, предполагал, что этот идол был каменной бабой. Н.И. Веселовский в статьей «Мнимые каменные бабы» (Вестн. археологии и истории. — 1905. — Вып. 17. — С. 4—12) произвел пересмотр этого вопроса и пришел к заклю-чению, что с каменными бабами Золотая баба не имеет ничего общего; «упоминание о детях ука-зует скорее всего на эмблему плодородия». Н.С. Трубецкой (К вопросу о Золотой бабе // Этногра-фическое обозрение. — 1906. — Кн. 1—2. — С. 56—65) пытался еще более уточнить это сообра-жение и на основании ряда сближений с вогульской мифологией пришел к заключению, что Золо-тая баба была изображением вогульской богини Куальтысьсан-торум.
От русских исследователей ускользнули два иностранных мнения по этому поводу. Н. Michow (Die aеltesten Karten von Russland. — Hamburg, 1884. — S. 39—42), собрав ряд указаний о Златой бабе картографов и писателей, высказал предположение, что она была «сделанной из глины и по-золоченной статуей мадонны, которая завезена и оставлена была на севере русскими во время од-ной из завоевательных экспедиций. По крайней мере, нечто подобное рассказывают о мужском идоле, который в эпоху покорения Сибири казаками был найден у остяков и по их собственным словам ранее почитался в России в качестве изображения Христа. Он был вылит из золота и сидел на блюде, так что вероятно это была крестильница. Остяки лили на нее воду и гадали, а, выпивая эту воду, были вполне уверены, что с ними отныне не случится никакого несчастья» (Mueller G.Fr. Sammlung Russischer Geschichte. - SPb., 1763-1764. - Bd 66. — S. 322; Миллер Ф.И. Описание Си-бирского царства. — СПб., 1787. — Т. 1. — С. 155-157; ср.: Павловский В. Вогулы. — Казань, 1907. — С. 185). Эта догадка любопытна, но малоправдоподобна хотя бы уже потому что русские не имели скульптурных образов мадонн, а если и имели, то они резались из дерева (как, например, собранные в пермском музее интересные культовые деревянные скульптуры) и, кроме того, ко-нечно, едва ли куда вывозились из церквей.
В другой своей работе Н. Michow (Das erste Jahrhundert russischer Kartographie. — Hamburg, 1906. — S. 24) обращает внимание на то, что как описание Златой бабы, так и изображение ее на евро-пейских картах уже в XVI в. пережило известную эволюцию. У М. Меховского (1517) она пред-ставляется обыкновенной женской статуей; на карте А. Вида (1542) она изображена в виде статуи, держащей рог изобилия; в копии этой карты, сделанной Hogenberg'oм (1570), она приняла вид мадонны и держит ребенка на руках; у Себ. Мюнстера (1544) ребенок превратился в золотую ду-бинку; изображение Золотой бабы на латинской карте Герберштейна походит на статую Минервы с копьем в руках, но на его же немецкой карте 1557 г. она опять представлена Золотой старухой («Guldene vetl»), сидящей на троне с ребенком на руках; наконец, на карте А. Дженкинсона (1562) Золотая баба изображена также мадонной, но не с одним, а уже с двумя детьми (ряд рисунков вос-произведен у Анучина: Древности. — М., 1879. — № 14. — С. 53—60) Эти изменения, которые претерпевало изображение Золотой бабы на Западе, свидетельствуют, конечно, о том, что сведе-ния, доходившие о ней, были сбивчивы и противоречивы; поэтому при изучении вопроса было бы рискованно всецело основываться на европейских известиях, а тем более рисунках.
Лишь одно обстоятельство заслуживает полного внимания. D. Morgan (Early voyages and Travels to Russia and Persia. — London, 1886. — Vol. 1. — P. CXXVIII-CXXIX) подметил, что чем позже встречается рассказ о Золотой бабе, тем дальше на восток отодвигается ее местопребывание; пре-жде всего ее помещают на территории Вятки или Перми; на карте Вида она помещена уже в Обдории (Abdoria), на запад от Оби; наконец, ее помещают на Обь или даже еще восточнее: у Петрея (1620), например, который сравнивает ее с Изидой, она помещена именно па берегах Оби.
В XVII в. известия о Золотой бабе почти совсем прекращаются, хотя еще у Левека в его «Histoire de la Russie» мы найдем весьма фантастическую картинку с ее изображением. Перемещение идола с запада на восток — факт несомненный и требующий объяснения. Первоначально Золотая баба (если речь идет об одном идоле, а не о нескольких) находилась, видимо, на западе от Урала; об этом говорят русские свидетельства, приведенные выше. Нужно думать далее, что это был идол вогульский; попытки связать известия о Золотой бабе с зырянским Олимпом нужно признать неудачными. «Некоторые исследователи религиозной жизни Коми и их потомков культу Золотой бабы придают особое значение, — пишет М.А.Лебедев (Пермь Великая. Исторические очерки. — ЖМНП. — 1917. — № 11—12. — С. 154—155), — и от ее имени склонны производить даже самое название зырян как "людей (кум — человек), почитающих з[с]ар женщину (ан)"». Но кажется, что это любительская филология: зырянское название кумира Зарни-ан (транскрипция Михайлова, см.: Красов. Зыряне и св. Стефан Пермский. — СПб., 1896. — С. 14) есть не что иное, как Золотая баба (золото — зарни, от иран. zaranja). Скорее всего, что культ Золотой бабы приписан зырянам ошибочно (Смирнов И.Н. Пермяки. — Казань, 1891. — С. 263).
Наибольшее количество известий свидетельствует о том, что уже в середине XVI столетия Золотая баба находилась за Уралом. Ряд данных позволяет утверждать, что у вогулов в XVII и еще в XVIII вв. в глуши зауральских лесов находился ряд идолов, среди них, вероятно, и Золотая баба. Так, например, какой-то золотой идол находился в пещере верховьев Сосвы (Вестн. ИРГО. — 1857. — Т. 5. — С. 23-31); на р. Конде в непроходимой лесной чаще стоял главный идол вогульского наро-да, обоготворяемый также и остяками. «Внешний вид и устройство его неизвестны были и самим обоготворявшим. Постоянно охраняемая двумя стражами в красных одеждах, с копьями в руках, его кумирня была закрыта для вогулов. Один только старейший и главный шаман имел право вхо-дить в кумирню, узнавать волю идола, который, по словам вогулов, если требовал жертвы, то из-давал голос младенца» (Завалишин Ипполит. Описание Западной Сибири. — М., 1862. — Т. 1. — С. 250—251, 286, Павловский В. Вогулы. — Казань, 1907. — С. 185—186); кажется, именно этого идола, которой, судя по указанию на младенца, мог быть и Золотой бабой, описывает и Григ. Но-вицкий в 1715 г., называя его Кондийским (Краткое описание о народе остяцком / Под ред. Л Н. Майкова. — СПб., 1884. — С. 56—59).
Описание Золотой бабы сохранила нам сибирская летопись: «Ту бо у них молбише большее богы-не древней, нага с сыном на стуле седящая, приемлюще дары от своих, и дающе ей статки во вся-ком промысле; а иже кто по обету не даст, мучит и томит; а кто принесет жалеючи к ней, тот пе-ред нею пад умрет имяше бо жрение и съезд великий» (Краткая сибирская летопись (Кунгурская) / Изд Зоста. — СПб., 1880. — С. 21). Причина перенесения идола в отдаленные местности восточ-ного Приуралья, на Конду и, наконец, в Обдорский край — по-видимому, завоевательные успехи сибирских казаков и распространение христианства, часто жестоко и насильственно прививавше-гося инородческому населению Сибири.
От одного старого вогула с р. Конды К.Д. Носилов записал любопытное предание о Золотой бабе. «Она не здесь, — рассказывал вогул, — но мы ее знаем. Она тогда же [с приходом русских] через наши леса была перенесена верными людьми на Обь; где она теперь, у остяков ли где в Казыме, у самоедов ли где в Тазу, я точно не знаю, но с той поры, как она здесь была, у нас остался с нее слиток — Серебряная баба, которая и до сих пор хранится у одного вогула в самой вершине нашей реки (Конды)."— Ты видел ее, дедушка? — спрашивал путешественник у рассказчика. — Не раз, не два видел на своем веку, ответил Савва. — Какая же она? — Серебряная... — На кого же похо-дит? Как сделана? — На бабу походит, бабой и сделана... — Одета? — Нет, голая... Голая баба — и только. Сидит. Нос есть, глаза, губы, все есть, все сделано, как быть бабе... — Большая? — Нет, маленькая, всего с четверть, но тяжелая такая, литая; по Золотой бабе ее и лили в старое время; положили ту в песок с глиной, закопали в землю, растопили серебра ковш и вылили и обделали, и вот она и живет. — Где же она у этого ямнельского вогула хранится? — В юрте хранится, в перед-нем углу. Как зайдешь к нему в юрту, у него в переднем углу полочка небольшая сделана, занаве-сочкой закрыта, за ней в ящике старом она и сидит. Как откроешь ящик — и увидишь ее на со-больей шкурке. — Что же ей приносят? — Большие шелковые платки, потом серебро она любит и шкурки дорогие. — Куда же это все после идет? — На нее идет, серебро кладут в ящик, шкурки стелют пол нее; платками ее закрывают, окутывают"» (Носилов К.Д У вогулов. Очерки и наброски. — СПб., 1904. — С. 109—119. «О Серебряной бабе» см. еще. Инфантьев П.П. Путешествие в страну вогулов. — СПб., 1910). «Серебряная баба охранялась менее золотой, — замечает Н. Тру-бецкой (Этнографическое обозрение. — 1906. — № 1. — С. 52), — и финскому ученому Карья-лайнену, кажется, удалось приобрести ее и перевезти в Гельсингфорс».
По смыслу этого рассказа Золотая баба, с которой отлита была серебряная копия, уже своими раз-мерами мало подходит к той, о которой рассказывают западно-европейские писатели. Однако за-писанное Носиловым предание интересно тем, что подтверждает существование у вогулов золо-тых женских идолов. Были они также и у остяков. М.А. Лебедев (Указ. соч. — С. 155) обращает внимание на то, что, по известию Герберштейна, Золотая баба стояла там, «где Обь впадает в оке-ан, т.е. собственно уже в самоедско-вогульском крае, где женские кумиры довольно нередки, где и теперь на острове Я(л)мале находится жертвенное место самоедов — Яумал-хе (состоящее из семи отдельных куч идолов-сядаев), на поклонение которому они приезжают даже из Урала» (сведения об Яумал-хе: Житков Б. Краткий отчет о путешествии на полуостров Ялмал // Зап. РГО. — СПб., 1909. — Т. 38. — С. 482—483, 496); ср. замечание Ю.И. Кушелевского (Северный полюс и земля Ялмал. — СПб., 1868. — С. 114): «В настоящее время коренных идолов, напр., Золотой бабы и других уже нет, а существуют их копии, которые поддерживаются не народно, а избранными, в особенности шаманами, из одних только корыстолюбивых их видов»; никаких следов культа Зо-лотой бабы ни у вогулов, ни у остяков не нашел St. Sommier (Un'estate in Siberia fra Ostiachi, Samoiedi etc. — Firenze, 1885. — P. 249-250). He знаю, на основании каких данных Хр. Лоларев (Самарово. Село Тобольской губ, и округа: Материалы и воспоминания о его прошлом. — СПб., 1892. — С. 3—4) полагает, что Золотая баба находилась «при самом впадении Иртыша в Обь у Бе-лых гор (ныне деревня Белогорье)».
Остается еще упомянуть об одной гипотезе, недостаточно обоснованной, несмотря на то что она имеет уже двухвековую давность. Еще Страленберг (Historie der Reisen in Russland, Siberien und der Grossen Tartarey. — Leipzig, s a. — S. 103—105) высказал предположение, что Золотая баба — тот же идол, который под именем Иомалы описан в скандинавских сагах при рассказе о наездах скандинавов в Белое море. По известиям саг, этот идол биармийского божества находился в свя-щенной ограде близ северного берега Двины; он был из дерева, на шее имел драгоценное ожере-лье, а на коленях держал чашу с монетами. Вспоминая, что «финские племена зовут своих божков Jumis, Jumala Junn» и что лопари «небесного бога называют Jmmel или Jubmal», Страленберг сопоставляет имя биармийского божества со шведскими словами Gammal и Gumma, которые оз-начают 'Старик' и 'Старуха', и замечает при этом: «Как я сам приметил у остяков и у других сибир-ских язычников, они часто называют своих главнейших богов русскими словами "старик" и "ста-руха"»; отсюда он делает заключение о родстве биармийского божества с описанной у Гербер-штейна Золотой бабой. Недавно В. Трапезников (Указ. соч. — С. 69-70), сравнивая биармийскую Иомалу с «Иома-бабой», сверхестественным существом пермяцкой или зырянской демонологии, также утверждал, что скандинавы, судя по саге, ограбили храм Золотой бабы. Несмотря на соблаз-нительность этой гипотезы, ее следует признать пока недоказанной; не говоря уже о затрудни-тельности пользования сагами как историческим источником (ср.: Кузнецов С.К. К вопросу о Би-армии // Этнографическое обозрение. — 1905, — № 2-3), следует заметить, что новейшая лингвис-тика отказывается объяснить имя Иомалы из западно-финских языков; недавно А.И.Соболевский предложил сопоставить Иомалу с древнеиндийским божеством подземного мира Joma и с расска-зом русской начальной летописи о божестве заволоцкой чуди, «сидящем» или «живущем» в безд-не, т.е. в глубине земли (Древняя Пермь: К вопросу о Биармии // Изв. О-ва археологии, истории и этнографии при Казан, ун-те. — 1929. — Т. 34, вып. 3—4. — С. 22—26): если это предположение правильно, то сопоставление Иомалы с Золотой бабой отпадает само собой. Напомним кстати, что еще Н.С.Трубецкой (Этнографическое обозрение. — 1906. — № 1—2. — С. 55) довольно резко заявлял о том, что сопоставление Золотой бабы с Иомалой — «мысль совершенно нелепая и осно-ванная на совершенном невежестве в области угро-финской этнографии», но все же думал, что Зо-лотая баба была известна пермякам под именем Калдысин. Ничего не объясняет также и случай-ное звуковое сходство Иомалы и Ялмала, точнее Яумала (по Житкову, «яу-мал» — устье, конец реки; устье Обской губы, полуостров Ямал — «конец земли»), тем более, что не может быть и ре-чи о путешествии скандинавов в XI в. к устью Оби (которое они, якобы, приняли за устье Двины), к жертвенному месту самоедов — Яумал-хе.
На основании интересного собрания пермских деревянных скульптур, среди которых «имеются изображения с инородческими физиономиями», Н.Н. Серебренников (Пермская деревянная скульптура. — Пермь, 1928. — С. 35) высказал догадку, что «наиболее почитавшееся название— Сидящий спаситель заменило, по-видимому, особо чтимую прежде Златую бабу финно-угорских народов, которая, надо думать, по своей сидящей позе имеет что-то общее с сидящим Буддой восточных народностей, с которыми финно-угорские народы имели некоторое родство и по крови и еще больше по взаимодействию культур». J. Baddeley (Op. cit. — P. LW) отождествляет Золотую бабу с «тибетской и китайской богиней бессмертия Kwan-ln». О богине Kwan-In (Kva-non) и генетической связи ее с Авалокитешварой см.: Karutz, Maria in fernen Osten. — Muenchen, 1925. По вопросу о связи культа Золотой бабы с религиями Дальнего Востока нужны, однако, спе-циальные разыскания, вне которых подобные догадки будут иметь мало цены.
http://www.drevlit.ru/texts/b/b_barberini_sibir.php ...................................
...................................
Из всего сказанного просматривается следующее: если исключить ранние упоминания в сагах, сообщения о статуе появляются в конце 14в. в связи с деятельностью Ст. Пермского, которая распространялась от Вычегды до средней Вятки; в конце 15в. статуя «уходит» на северо-восток (Сибирь), что можно связать с отступлением вятчан-казаков под натиском московитов; при этом, культ деревянных скульптур еще долго сохраняется в Прикамье.